Цветок-птицеед крепко помял Угрюмченко. Несчастному беркуту сломали крыло и повредили ребра. Шея осталась цела каким-то чудом. Земляне бережно подняли раненого товарища и понесли в хижину местного робинзона.
По дороге абориген, назвавшийся Радагой, поведал, что на этом острове подобные цветки-птицееды не редкость. Растут они обособленно, питаются попугаями, райскими птицами, летучими мышами и мелкими звероящерами. На людей не нападают – впрочем, их на острове и нет.
Всю дорогу до хижины Бамакабамашура нервно сопел. Ему нестерпимо хотелось сейчас же, сию же минуту расспросить Радагу о сокровище Тур Ганикта. Но выяснилось, что они с местным робинзоном говорят на разных языках, так что без посредничества Чертанова ничего не выйдет.
А Чертанов молчит в тряпочку – Колобков запретил ему что-либо переводить без разрешения. Хитрый и осторожный, российский бизнесмен решил вначале все разведать сам. Информация – тоже товар весьма ценный, если умело им распорядиться.
Процессию догнала отставшая Стефания. Радага искоса посмотрел на нее, прикрывая лицо ладонью, но ничего не сказал.
Чертанов в очередной раз подивился равнодушию аборигенов к видовым различиям. На Земле девушка с багрово-красной кожей, остроконечными ушами, парой рожек и длинным хвостом вызовет как минимум удивление. Но на Эйкре во взглядах сквозит максимум любопытство.
Землян и то разглядывают с бо льшим интересом – все люди черные, а эти почему-то белые.
Хижина Радаги поместилась на пересечении лесных троп, рядом с небольшой полянкой. Довольно грубое жилище, без изысков. Связанные лианами бревна, соломенная крыша, земляной пол. Вокруг дома частокол – надежный, крепкий.
– Ничего так фазенда… – придирчиво осмотрел хижину Колобков. – Для одинокого негра-пенсионера – вполне себе.
Двери в частоколе не оказалось. Радага входил и выходил по лестнице, сплетенной из лиан. Большинство землян преодолели этот путь без проблем, но вот Колобков застрял надолго. Лишившись ноги, он лишился и возможности подниматься по веревочным лестницам. Гена даже предложил быстренько прорубить проход, чтобы шефу не корячиться.
Общими усилиями через частокол все же перетащили и Колобкова. Радага за это время успел скрыться в хижине и снова выйти – с аптечкой для Угрюмченко. Конечно, роль пластырей в этой аптечке играют пальмовые листья, лубков – ровные обструганные палочки, а йод заменяет липкая грязь из целебного источника… но выбирать не из чего. На «Чайке» раненому беркуту окажут нормальную медпомощь, а пока что приходится довольствоваться подручными средствами.
В хижине Радага надел темную вуаль, став похожим на даму в трауре. Чертанову подумалось, что этот тип и в самом деле должен быть изуродованным, раз так старательно скрывает лицо.
– Ничего, если мы тут немножко израсходуем? – осведомился Колобков, копаясь в «аптечке».
– Расходуйте хоть все, – махнул рукой Радага, выслушав перевод. – Я все равно этим не пользуюсь. Просто так держу, на всякий случай.
– Это хорошо, когда аптечка без дела стоит, – кивнул Колобков. – Небось спортом занимаешься, Робинзон?
– А вы люди Тур Ганикта? – спросил Радага вместо ответа.
– Нет, – коротко сказал Чертанов. – Просто путешественники.
– Как же вы тогда попали на этот остров? Обычный корабль сюда подойти не может.
– У нас необычный.
– Ясно. И зачем вы здесь?
Чертанов помялся, бросая взгляды то на Колобкова, то на Бамакабамашуру. Ответить, что «Чайка» прибыла в поисках сокровищ? А как Радага к этому отнесется? Пока что неизвестно, какие у него с этими сокровищами отношения. Вдруг он их как раз стережет?
Колобков тоже задумался. Щекотливая ситуация. Ссориться с этим робинзоном пока что не с руки.
– Выпьем? – нашел выход он, доставая фляжку с кашингом и пластиковый стаканчик. – По чуть-чуть, за знакомство?
Радага чуть слышно простонал. У него задрожали руки. Очень медленно и неохотно туземец покачал головой.
– Чего ломаешься-то? – возмутился Колобков. – Обидеть хочешь? От чистого сердца предлагаю!
Недовольно фыркнув, Колобков налил самому себе и залпом выпил. Забористый напиток Двухголовых приятно обжег горло и сразу поднял настроение.
– Хватит, довольно… – слабо произнес Радага, отворачиваясь от землян. – Не мучайте меня…
– Чего это он, Серега? – удивился Колобков.
Чертанов пожал плечами. Он и сам ничего не понимал.
– Может, зашился? – высказал предположение Угрюмченко, которому тоже налили кашинга. – Моя старуха меня вот все пилила, капсюлю вставить убеждала. А я в никакую… ни в какую. Что я, дурак?
– И правильно, – одобрил Колобков. – За твое здоровье, Петрович.
– Благодарствую, Иваныч. И тебе не болеть.
– Хорошая бормотуха все-таки… – крякнул Колобков, приканчивая флягу и доставая другую. – Эй, Робинзон, а где у тебя тут туалет?
Чертанов меланхолично перевел. Радага молча уставился на него. Даже сквозь вуаль чувствовалось, насколько этот невинный вопрос разозлил хозяина дома.
– Так где туалет-то? – повторил Колобков, нетерпеливо морщась.
– Нету, – процедил Радага. – Нету у меня туалета.
– Как это нету? А куда ж ты на горшок ходишь?
– Не ваше дело! – повысил голос Радага.
– Ладно-ладно, замяли, не психуй, – проявил покладистость Колобков. – Серега, чего он так нервничает?
– Не знаю, Петр Иваныч. Может, вы ему не нравитесь?
– Не, этого быть не может. Я всем нравлюсь.
Через частокол перелез Грюнлау. Он вспомнил, что забыл на месте схватки шмайссер, и решил за ним сходить. Патронов там не осталось, но вещь все же ценная. Не годится просто так разбрасываться боевым оружием.